… Цветы в её руках были белыми. Совсем как снег в тот день. И только одна роза - алая. Алое на белом, как символично для нее. Он погиб в декабре, когда казалось, что все уже кончилось, прошло полгода с тех пор, как пал Тот-Кого-Нельзя-Было-Называть, и все праздновали первое мирное Рождество… А она знала, что оно еще не мирное. Знала, что верные Пожиратели раненым зверем мечутся по Англии, не стремясь уже выжить, вовсе нет – только жизнь свою подороже отдать хотят, хоть и не мила она им без их Лорда. Алое на белом – кровь на снегу… В тот день они и с нее взяли плату.

… Толстое стекло старой рамки никогда не бывает пыльным. Зато всегда в отпечатках пальцев – маленьких, детских. Потому что эта фотография папы – самая любимая, здесь он улыбается и машет рукой. Наверное, он был добрым. Нет, точно – точно был добрым. А еще папа герой. Посмертно. Солноватая капля падает на стекло и тут же размазывается ладошкой. На мгновение в стекле появляется отражение – лицо ребенка с недетским взглядом. В его глазах неумело прячется боль, как соринка или осколок – от него вечно плакать хочется. А из этих осколков Кай непременно сложил бы слово «война»…

… «Знаешь, тут совсем нет сада… И мне одиноко без роз… Кто еще расскажет мне сказки эльфов? И кто выслушает мои цветы?» Вот и все. Последняя от нее записка. Никаких «прощай» и «я буду любить тебя вечно». Может, сочла это пафосным и глупым? Нет, просто не верила, что это – действительно последняя. Наивная.. Моя наивная глупая девочка… Ты понятия не имела, что творится за пределами твоего чудесного сада, а им было все равно. Не считали они тебя преступницей, просто мешала ты их планам. Я бы слушал твои цветы, но их, как и тебя, больше нет – новая хозяйка вашего поместья не любит розы. Моя бедная-бедная девочка… Ты действительно думала, что в Азкабане есть сад?..

… Мне смешно вспоминать наше увлечение французским в юности. А ты помнишь?.. В нашей гостиной мы говорили только по-французски на старших курсах, да и в коридоре тоже – когда не хотели, чтобы гриффиндорцы нас поняли. Нас это так забавляло тогда… Дань сиюминутной моде? Или же старинной аристократической традиции?.. Не знаю, не важно.. Сейчас я жажду услышать от кого-нибудь родное слово, выловить его в этом чужестранном щебетании, а взглядом зацепиться за чашку старого доброго английского чая в этом парижском кафе, где все пьют только кофе…

… Скоро умрет старый мир. Уродливый и старый, он скончается в предсмертных судорогах под звуки их стонов в Азкабане. Хотя он уже давно мертв , ничего от него не осталось, только тени его прячутся по углам, точно крысы. Я поймаю их. Поймаю всех. И тогда родится новый мир. Мир, в котором не будет места этим нацистским дряням. Мир, который будет идеален. Мир, которому ничто не будет грозить. Мир, во главе которого стою я – его Министр, его Создатель, его новый Бог.

… Странно – а мне ведь совсем не страшно. Ни капельки. Наверное, я испытываю другое, более сильное чувство… Уязвленная гордость?.. Должно быть. Тот, кто считает, что гордость – отличительное качество гриффиндорца, еще не пробовал задеть слизеринца. Я буду мстить. Мы будем мстить. Нас заставили замолчать – но мы продолжаем говорить для тех, кто хочет услышать. Нас заставили скрыться – но мы не исчезли. У нас отняли власть, деньги, свободу – но нам оставили жизни, и этого достаточно, чтобы вернуть остальное…

… Война не имеет начала и конца. Война не имеет правых и виноватых. Есть просто две стороны - аверс и реверс, и только жертвы на каждой из них…
Война не останавливается – она лишь меняет поле боя. Сейчас она, оставив битвы прошлому, ушла в политику и на страницы газет. Она подпитывается тюрьмами и тайными отделениями аврората, репрессиями и гонениями, жаждой мести, отчаянием и, как ни странно, верой. Верой в собственную правоту, что так сильна по обе стороны баррикад.
У Войны есть много имен. Сейчас я называю ее Безумием. Ей нравится это имя, оно её смешит. И мы тоже смеемся в угоду ей, и ночь сейчас хохочет над нами потоками ливня, над нашим миром, который обрек себя навечно быть…по ту сторону… сво..бо…

История двадцатого века написана. Кровавым почерком судьбы в изломанных жизнях, сухим книжным слогом победителей – в их учебниках. В наших руках – история двадцать первого столетия, эпохи репрессий правительства и террора экстремистов. После падения Волдеморта Великобританию захлестнула первая волна арестов – все, кто подозревался хотя бы в лояльности к Лорду, были допрошены, привлечены к суду, получили приговоры той или иной степени тяжести, многие – смертельные. Те, кто успел, эмигрировали, оставшиеся на родине всеми способами старались сохранить свои жизни и свое имущество, которое изымалось с остервенелым фанатизмом. Первые месяцы были раздольем для прессы – громкие дела, открытые судебные процессы, то и дело всплывали шокирующие факты… Длилось это, впрочем, недолго – вскоре все печатные издания были взяты под контроль властей, полемика свернулась, и все события освещались лишь с одной стороны – с точки зрения новой правящей верхушки. Состав правительства, к слову, кардинально изменился, бывшие министры оказались в камерах, более удачливые – в гостеприимной Франции, предоставившей многим из них политическое убежище. Государство становилось все более тоталитарным, новый Министр – выходец из грязнокровок – ужесточил режим. Ряд массовых публичных казней бывших Пожирателей Смерти деморализовал остатки сопротивления, гражданская война в Англии окончательно завершилась лишь спустя два года после смерти Темного Лорда, но завершилась полной победой Ордена Феникса и его сторонников…
Прошло несколько лет… Страсти немного улеглись, эмигрантам было разрешено вернуться в Англию, невыездным – позволили её покинуть. На смену разбитому военному поколению стало подрастать новое – «поколение нулевых», как его окрестили. Дети героев и дети проигравших росли бок о бок и никак не могли забыть друг другу то, что даже не могли помнить, а знали лишь по рассказам родителей, как водится – диаметрально противоположным. Новое противостояние не заставило себя ждать – начавшись с детских ссор, оно становилось все более жестким и бескомпромиссным, подростки с упоением делили мир на черное и белое и отстаивали свою сторону. Особого внимания этому никто не придавал – так было всегда, так есть и так будет. Ну и что, что все стало еще жестче? Мир не стоит на месте, все течет, все меняется… Только их вражда неизменна, это константа. Цепляясь за иллюзию хрупкого равновесия, волшебники повторили свою ошибку – не заметили, как все началось сначала. Не поняли, что обществу недостает лишь нового Лорда для начала новой цепной реакции. А новый Темный Повелитель не заставил себя ждать… Его имя было – Николас Армстронг.
С чего начать рассказ об этом загадочном человеке – Нике Армстронге? С его родителей, разумеется. А точнее, с его матери – Беллатриссы Лейстрендж. Да-да, Белла не умерла в день гибели повелители своего господина, хотя, должно быть, и предпочла бы смерть жизни без него. По сути, она стала одной из немногих хорошо известных Пожирателей Смерти , кто уцелел - она была признана невменяемой, и вместо Азкабана её отправили в больницу Святого Мунго, её муж – Рудольфус – получил пожизненный срок. Впрочем, пребывание Бэллы в больнице первое время ничем не отличалось от заточения в тюрьму – крохотная комнатка с обитыми матрасами стенами и без единого окна, грубые надзиратели, бесконечные допросы… Беллатриса не хотела жить так, да и это не было жизнью – жалким существованием, лишенным всякого смысла, ведь Он, её возлюбленный и господин, умер. Так было до тех пор, пока в её жизни не появился Эван Армстронг, молодой врач, покоренный её красотой и силой характера, сумевший забыть о её прошлом и делавший все, чтобы уменьшить её страдания. Он искренне полюбил Бэлу и стал добиваться, чтобы женщину выпустили из больницы. Беллатриса оживилась, у нее появилась цель – выйти на свободу. Нет, наивный Эван вовсе не был тому причиной, она расценивала его лишь как свое орудие. Орудие мести. Она вышла замуж за Армстронга, она изобразила исцеление, она клялась, что была не в себе все годы служения Волдеморту, она раскаялась - и покинула больницу, Эван стал её опекуном. Год они прожили вместе, пока Бэла изучала обстановку в мире, столь стремительно изменившемся за время проведенное в больничном изоляторе, у них с Эваном родился сын, которого назвали Николас Антарес Армстронг, но даже появление на свет малютки не могло заставить Бэллу отказаться от безумных планов мести. Беллатриса убила своего горячо любящего мужа и, завладев его палочкой, попыталась напасть на министра магии. Попытка была отчаянной, безрассудной и была обречена на провал – Бэла была убита одним из охранявших министра Авроров, впрочем, с собой на тот свет она забрала жизни троих врагов. Маленького Николаса, осиротевшего в ту ночь, отдали в маггловский приют. Мальчику не было и года.
Однако, совершая свою безумную атаку на министра магии, Бэлла не знала о том, что Темный Лорд не исчез окончательно с лица земли – он слишком боялся смерти, а таким магам, как известно, предлагают выбор – уйти, или же остаться на земле… призраком. Волдеморт выбрал второе и бесплотным духом вернулся на место своего поражения – в Хогвартс. Он был замечен в первую же ночь профессором Макгонагалл, и, хотя и не мог, казалось, причинить вреда, Минерва нашла способ заточить его в сосуд, применив древнюю и запрещенную магию – считалось, что нельзя препятствовать призракам, решившим вернуться, но Минерва осмелилась нарушить закон. Отчасти поэтому, отчасти потому, что она не хотела сеять панику среди волшебников, ликовавших после избавления от Величайшего Темного Волшебника, Минерва сохранила произошедшее в тайне и спрятала сосуд с призраком Волдеморта в одной из потайных комнат Хогвартса, надеясь, что никто никогда его не найдет, и не зная, что спустя несколько лет сыну Беллатрисы Лейстрендж суждено выпустить его на свободу…