«Я на отработке. Забери меня.»
Пара фраз небрежно брошена на листок и вложена в его книгу. Сдержанный сигнал SOS. Обещание больше не грузить Никки своими проблемами послано куда подальше нехорошим предчувствием. Все-таки, по слухам, Хью был зол как тысяча пикси в пятницу.
Мимолетный взгляд в зеркало, потом – на часы. Опоздание составляет уже четверть часа, но это мелочи. Издержки борьбы с искушением наплевать на Коулмана и остаться здесь, дождаться Армстронга и провести с ним вечер… слушая его очередную истерику на тему поведения, отработок и баллов, и о кубке факультетов, и о том, сколько он, Ник, сил положил на то, чтобы видеть его на каминной полочке, ага, вот там, слева от кубка по квиддичу, и о том, какие они неблагодарные и ленивые, и бла-бла-бла… Брр, нет. Уж лучше Коулман и написание строчек – едва ли этот болван придумает что-то иное, верно?
Контрольным пинком в сторону двери служит мысль, что Николас не даст мне умереть во цвете лет в кабинете ЗоТИ под беспощадным взором декана красно-желтых и обязательно придумает предлог, по которому можно будет меня извлечь из этой пыточной. In Nick we trust.
Нарочно выбираю самый длинный путь, петляю по пустынным коридорам, делая вид, что заблудился, лишь бы оттянуть начало своего конца. Неотвратимость отработки роднит её с Апокалипсисом, частным, конечно, но тем не менее… К тому же, мои врожденные гуманность и пацифизм решительно против столь жестокого убийства времени.
Чем ближе кабинет, тем более привлекательным кажется истерящий Армстронг.
Да и вообще, это истерикой назвать нельзя…
Остался последний поворот…
Ну, подумаешь, поругается..
Двадцать шагов…
Пожурит..
Десять…
И огорчится.
Никогда не понимал замороченности Армстронга на этих условных наградах, но его желания – закон, поэтому ненавистная дверь открывается несильным, можно даже сказать, вежливым пинком, и я вхожу. Взгляд описывает круг по кабинету.
Коулмана нет.
Коулмана нет…
Коулмана нет!!!
Сердце радостной птицей бьется о ребра-клетку, избитое сравнение, но как иначе описать счастье избавления?.. Если преподаватель не соизволил придти, мне здесь тем более нечего делать.
- Судьба определенно ко мне благосклонна, - вслух констатирую очевидное, прежде чем заметить в комнате наличие одушевленного слушателя, прежде принятого за предмет интерьера. Поттер. А ему-то здесь какого дементора надо, м?.. Не мог же Хью и его… Нет, не мог. Или Поттер тайно сохнет по своему декану? Фе. Отвратительно, и даже думать не хочется, тем более, что Поттс и его предпочтения меня совершено не касаются..
Отмахиваюсь от воспоминаний от пятницы, считать, что Потти сделал это просто чтобы нас позлить, все же намного удобнее.
- Эм.. передай Хью, что я заходил и безмерно опечален, что наш приват сорвался, - с улыбкой отдаю распоряжение Поттеру - отлично, что у моего появления тут есть свидетель – и поворачиваюсь на пятках на сто восемьдесят градусов. До возвращения Ника надо многое еще успеть.. Растопить камин и согреть постель, и можно заглянуть на кухню..
А я в кои-то веки обошелся без его помощи.. ммм..

- Ты на моем месте первые сутки безостановочно плясал бы от радости, Поттс, что ты стал вдруг умным и красивым, - парировав поттеровское предупреждение в привычно самодовольной манере, я все же внутренне напрягаюсь. Что-то нехорошее в его голосе подсказывает мне, что у его заявлений есть веские основания.
- Загвоздка на самом деле в том, Поттер, что ты всего лишь староста факультета, причем, слава Салазару, не моего, и не имеешь достаточных полномочий для того, чтобы за мной «присматривать», - отчеканив каждое слово в защиту своих прав, я хватаюсь за спасительную мысль, вспыхнувшую в голове даже не лампочкой, а римской свечой.
– Думаю, если Коулман слишком занят, с его обязанностями вполне справится Николас Армстронг. А ты – свободен, - имею дерзость распоряжаться Поттером, как если бы не его тут оставили за главного, но..
Мда. Никогда не подозревал в себе клаустрофобии. Ровно до того момента, как Поттер запер дверь. В решительности ему не откажешь, и вообще его бы энергию да на пользу обществу… Впрочем, от этих размышлений лучше вернуться к более актуальным. Итак, что мы имеем? Поттс, мы, Его Высочество Скорпиус Малфой, и запертый класс. Просто чудесно.. Выпустите меня!!!
- Так что будь добр, на столе лежат листы, перо и чернила. Садись за парту, я тебе продиктую фразу.
Ога. К предложенному условию задачи добавляется еще письменные принадлежности. Презрительно смотрю на приготовленные для меня орудия наказания и перевожу взгляд на Поттера, для пущей солидности расположившегося за учительским столом. Нет, он что, и правда серьезно думает, что я буду выполнять его распоряжения? Бегу и падаю…
Сажусь на первую парту, поджав под себя ногу, складываю из листа бумаги самолетик и прицельно отправлю его в лоб гриффиндорца.
- Поттс, ты что, не слышал? Я тебя не задерживаю. Можешь идти учиться читать в другом месте, - хмыкнув, указываю взглядом на книгу, что он держал в руках. – Тебе вообще-то давно пора, другие дети этому еще до школы учатся..
Давно бы свалил сам, будь у меня с собой палочка. Не имею привычки брать её с собой, потому что преподы все равно её отбирают, а я ненавижу, когда она бывает в чужих руках.. Есть в этом что-то сродни ревности.
А вот сегодня она бы мне не повредила. Если бы я знал, что здесь только Поттер.. хм.. наверное, я бы просто не пошел. А теперь приходится сидеть и ждать, пока этот альтернативно одаренный откроет дверь.

- Там в этом нет никакой необходимости, слизеринцы не нуждаются в указаниях, не то что вы, бедные, - снисходительный тон компенсирует желание назвать гриффиндорцев не бедными, а убогими. Желание вообще-то крайне соблазнительное, но я хочу уцелеть, поэтому предпочитаю осторожно балансировать на краю, нежели откровенно нарываться. Однако беспрекословное подчинение в мои планы не входит, поэтому на напоминание о перьях и бумаге я реагирую полным презрительного недоумения взглядом. Поттер, конечно, идиот редкостный, но должен же он понимать, что полюбовное решение проблемы пойдет на пользу обоим. Я знаю, что находиться в моей компании одно удовольствие, но только для людей, чей уровень интеллекта повыше, чем у табуретки, а это не поттеровский случай. Боюсь, беседы у нас с ним не получится даже при сильнейшем обоюдном желании.
- Какой я неловкий.
Фак. Мягко сказано, Поттс. У тебя не только такие жизненно важные органы как мозг в заднице находятся, но еще и руки берут начало именно оттуда. Неудивительно, что вы уже который матч сливаете… Ох… Отвожу ногу в сторону, твоя забота носит слишком двусмысленный характер, но ты настойчиво продолжаешь, и мне остается лишь молиться всем четырем основателям, чтобы ты не оставил синяков. Ник не поймет.
Наконец ты убираешь свою руку и, прожигаемый моим взглядом, идешь к столу Коулмана. Грех не воспользоваться моментом.
- Кажется, неловкость заразна, Поттс, - с этими словами я демонстративно сталкиваю чернильницу с парты, отходя подальше – еще одной твоей чистки я не выдержу и точно дам тебе в глаз. Небольшой фонтан из чернил и осколков – и орудие моего труда ликвидировано. Конечно, ты можешь склеить чернильницу старым-добрым Репаро, но вот собрать чернила с пола уже невозможно. И что ты скажешь на это, Потти-Поттер?
Спокойно усаживаюсь обратно на парту и достаю из кармана йо-йо – надо же чем-то занять себя, пока ты собираешь извилины в кучку, чтобы понять одну простую веешь – я не собираюсь тебе подчиняться, поэтому лучшее, что можно сделать, это сэкономить наше время и нервы и разойтись по своим делам. Раз – игрушка мягко выпрыгивает из руки и опускается почти до самого пола, прежде чем – на счет два – столь же мягко и плавно вернуться на ладонь…
- Поттс, я понимаю, что ты, как достойный представитель красно-желтых, не знаешь чем можно занять себя в свободное время, и потому маешься от скуки.. но давай ты все же попробуешь поразвлекаться в другом месте, м?
Безразличный тон дабы усыпить внимание. Может, ты поверишь, что я больше пекусь о твоем досуге, нежели о своем?

Раз… два...
Считаю твои шаги, словно в этом есть какой-то смысл.
Три… четыре…
На самом деле, я просто ничего не вижу, кроме твоих ног, спрятавшись от мира за светлой челкой a la я-блондинка-и-не-трогайте-меня.
Пять.. .шесть…
Йо-йо пугливо возвращается в руку и не хочет из нее высовываться. Знаешь, я всегда отдаю свои негативные эмоции вещам.
Знаешь, мой плюшевый медвежонок был страшным трусишкой.
Он очень боялся темноты и больших собак.
И не любил спаржу.
Просто ненавидел.
Семь… восемь…
Я почему-то не хочу смотреть тебе в глаза, но очень хочу тебе улыбаться. Как ни в чем ни бывало. И улыбка криво разрезает мое лицо.
Девять.. десять…
Хруст пера, тонкого, ломкого. Я такой же.
Поднимаю глаза, привычным движением головы убираю с лица челку, открываю занавес и начинаю спектакль в театре одного актера.
Я смеюсь глазами ровно до тех пор, пока твои пальцы не касаются моих, чуть влажных и как всегда холодных. От удивления я забываю их сжать, и моя игрушка легко отправляется на пол, и я смотрю за твое плечо, на нее, на темно-лиловый всплеск, на тонкий след чернил, оставленный веревкой, куда угодно, но только не на тебя.
И все равно я тебя вижу. Я слышу твое дыхание совсем рядом, я слышу твой запах, я вижу тебя иначе, не так, как обычно, но не хочу этого.
Я не хочу такого близкого контакта…
Это слишком интимно, это просто слишком..
В твоем голосе есть что-то змеиное.
Что-то – какая-то доля от отца – что заставляет замереть, загипнотизировано, завороженно, и позволить..
Я отстраняюсь слишком поздно.
Твой язык, кажется, обжигает кожу.
От его прикосновения растекается яд.
Парализованно.
Беспомощно.
Потерянно.
Я закрываю глаза в нелепой попытке сбежать от реальность, но она цепко впивается в мои запястья твоими руками.
И где-то глубоко начинает пульсировать злоба.
Тонко, рвано.
Знаешь, в ней есть что-то от цепной собаки. Ты протянул руки к тому, что не твое.
Я принадлежу другому.
Он имеет право заламывать мне руки, он делает это особенно нежно.
Он имеет право готовить для меня коктейли из боли, у него всегда есть что-то новое.
Он имеет право расписываться на моей коже пунцовыми цветами, они никогда не увядают, распускаясь снова и снова.
Он имеет право, а не ты.
Затаившись, поддавшись, играю языком с твоим, мягко уступая, торжествуй.
Только левая рука как-будто сжимается в размере, выскальзывая из твоей хватки, и собирает в себе всю силу, чтобы одним – большего ты мне не позволишь – движением прочертить на твоей щеке три глубокие царапины. Я не смотрю на тебя, я вижу лишь полет одной алой капли из десятка брызнувших.
Она прекрасна…
- А теперь достаточно, чтобы меня убить, м?..
Снова улыбаюсь. Нет, скалюсь цепным псом внутри меня.

Когда ты идешь по лестнице и понимаешь, что она никогда не закончится, сколько бы ты не спускался и не поднимался по ней, сколько бы тысяч ступенек не прошел, вверх ли, вниз ли, в Ад ли, в Рай ли, когда эта лестница становится твоим Чистилищем… Просто ущипни себя, и все закончится, и ты окажешься в своей, а может и в чужой, постели.
Когда за тобой гонится дикий зверь, а ты бежишь от него, не в силах остановится, и сердце бешено колотится в груди и, кажется, с каждым вдохом разрывается на части, а страх цепкими мурашками расползается по телу, липкими щупальцами обнимает тебя и вонзает иголки в твой кровоток, а ты все бежишь… Ущипни себя, и все закончится, и этот кошмар пройдет.
Когда над тобой километры воды, а воздуха осталось всего на один поцелуй, когда сквозь ледяные толщи тьмы ты уже не видишь солнца, и нет сил для последнего рывка, когда обреченность давит сильнее океана… Ущипни себя и получи новый глоток кислорода, дыши им, упивайся им, люби его и смотри на солнце.
Но как ущипнуть себя, когда руки связаны за спиной? Как проснуться, когда грубые веревки натирают нежную кожу запястий? Где выход из этого кошмарного сна?..
Когда Ник разбудит мягким, но требовательным поцелуем?..
Вместо его поцелуев вкус твоей крови, я не хотел его знать.
Мои губы, должно быть, стали алыми.
Нужно просто зажмуриться. Крепко-крепко зажмуриться и тогда все получится. Зажмуриться и досчитать до десяти, если ничего не случится, то все получится. Я проснусь.
Один, два, три…
Торопливо, сбивчиво, как-будто боюсь забыть счет…
Четырепятьшесть…
По количеству твоих шагов…
Семь…
Ты грубо засовываешь кляп мне в рот.
Я едва успел подумать «восемь».
Наверное, я в твоем сне.
Наверное, это ты должен проснуться.
Наверное, ты этого не хочешь…
Откуда-то снова берутся силы. Наверное, от того чувства безысходности, у которого твой солноватый вкус.
Одним нечеловеческим усилием я выталкиваю из глотки твой галстук и хрипло смеюсь. Я до ужаса хочу пить и говорить. Говорить, как странно…
- А беспородных вроде тебя, наверное, порют до сих пор, да?
Мне почти весело.
- Не повезло тебе, Поттс. Не самый действенный метод воспитания, ты тому прямое доказательство.
Я снова смеюсь над тобой.
Что ты можешь со мной сделать, пока я смеюсь?..
Я прячусь как за щитом, я не знаю другого, надежней.
- Скажи, а тебе всех, кто тебе нравится, приходится связывать?.. Или были добровольцы, м?..Наверное, нет, ты, кажется, не умеешь по-другому… Потерял надежду?
Провоцирую, вызываю.
Давай, развяжи меня.
Дай мне шанс полюбить тебя, я воспользуюсь им, чтобы тебя уничтожить.

Скольжение в энтропию под твоими пальцами.
Медленное погружение.
Задержать дыхание.
Замереть.
Впитать их прикосновения.
Их игра с моим сознанием напоминает мне начало шахматной партии. Е2 –Е4, первый ход, все слишком зыбко, все слишком неясно, и твой следующий ход может быть любым.
Неизвестность терзает.
Все это сверх, все это сюр, это есть только внутри меня, в моем больном воображении.
На самом деле ты не умеешь играть в шахматы, Поттер.
Ты просто демонстрируешь свое превосходство, наслаждаясь тем, как от кончиков твоих пальцев растекается по щекам румянец, точно ты смоченной алой краской кистью водишь по влажной бумаге.
Ненавижу.
Я смешон?
Почему же ты тогда не смеешься? Почему смотришь плотоядным взглядом?
Я не хочу знать ответ, но ты даешь мне его.
- А я тебя нет.
Так же легко, словно отказывался от предложенной сигареты.
Так же быстро, чтобы у тебя не возникло иллюзий на мой счет.
Так же насмешливо, как если бы был королем положения.
Хочу ли я кричать?
Не то слово.
От твоего взгляда мне хочется стучать кулаками в дверь, разбивая в кровь костяшки пальцев.
От твоего голоса мне хочется царапать дверь ногтями, ломая их и оставляя их в прозрачном лаке.
От твоих рук мне хочется орать, срывая голос, раздирая связки, захлебываясь в собственном крике, переходящем в хрип.
Забавно, что все это можно заменить усмешкой, только потому, что я не имею права вести себя иначе.
Сейчас не время для истерик.
Истерика начнется тогда, когда я почувствую себя в безопасности.
А сейчас я удивительно спокоен, как сторонний наблюдатель.
Меня интересует твоя палочка, Поттер. Она мне очень нужна сейчас.
Этот кусок дерева – единственное, что может уровнять наши шансы, но он скрывается в твоем кармане, и мне ничего не остается, кроме как растянуться на парте, в обманчиво расслабленной позе.
- Зачем, ты же не глухой?.. Я достаю из кармана джинсов пачку сигарет, успокоить нервы, отвлечь тебя. Выуживаю зубами сигаретку, тонкую, с ментолом. Эм смеется и говорит, что такие предпочитают девушки, а мне все равно. Пачку бросаю на парту, если хочешь – можешь воспользоваться..
Ах да, ты не куришь, ты спортсмен.
А я нет.
Что-то это не помогло тебе в воскресенье, впрочем… У тебя просто нет Николаса, для которого ты должен ловить снитч. Забавное совпадение, что мы стали побеждать, когда я начал с ним встречаться, ведь вовсе не совпадение, так?
- Скажи мне, Поттер, - щелчок зажигалки заполняет театральную паузу, - а какую реакцию ты ожидал?
Затягиваюсь и выпускаю облачко дыма. Знаешь, мне действительно интересно.
Подкладываю вторую руку под голову, устраиваясь поудобнее.
Как если бы я болтал с Эмом. Это помогает убить страх.
- Только не говори, что мелодраматических признаний в духе «я тоже и вообще всегда любил только тебя».
Придаю голосу самые сентиментальные интонации и корчу презрительную гримаску.
- Или у вас на Гриффе до сих пор верят, что для меня эта фраза a la «Симсим, откройся!», и я раздвигаю ноги перед каждым, м?.. Помнится, на шестом курсе Ника изрядно доставала моя репутация.. Смешно.

Ты хочешь меня. Это тезис.
Я не хочу тебя. Это антитезис.
Диалектическая триада требует, чтобы мы пришли к некоему синтезу, но вырисовывающиеся перспективы для меня столь же безрадостны, сколь лучезарны они для тебя.
Бл***, нашел время для философии…
Однако, во всем есть свой плюс. Уйдя в себя глубоко и надолго, я «лишил тебя возможности слушать мой прелестный голосок». Просто молча курю и витаю в облаках сладковатого дыма. Эм может сколько угодно клясться счастливыми стрингами своей maman, но я все равно не верю, что он ничего добавляет от себя в эти сигаретки. Сука. Впрочем, это я любя.
А вообще ловлю себя на мысли, что готов влюбиться в первого, кто откроет эту чертову дверь и выпустит меня. Честно.
- И если я захочу, я сам раздвину твои ноги…
Бла-бла-бла. Ты блефуешь, Поттс. Хочешь меня ты уже давно, однако мнешься, и на каждый шаг вперед у тебя приходятся два назад…
- Впрочем, ты можешь легко выйти отсюда, не потеряв свою… кхм …невинность.
Окончательно перестаю тебя понимать. Во-первых, какая невинность?.. Понятие из разряда мифических, девственными у меня остались только уши, и вообще ты бы еще совесть вспомнил… Во-вторых, какого дементора тебе от меня все же надо? Деньги? Едва ли, тебе проще из мелкоты вытрясти. Реванш за матч? Заставить меня унизиться?.. Не дождешься. Причинить боль?.. Если бы ты хотел, я бы уже давно захлебывался кровавыми соплями на полу, к чему тянуть время?..
Медленный геноцид моих нервных клеток? Уже почти похоже на правду, а главное, замечательно тебе удается…
Слишком много вопросов, слишком мало ответов, слишком…
Слишком жарко становится под твоим взглядом, черные солнца твоих глаз опаляют кожу.
Поттер, мне плохо.
Поттер, мне страшно.
Я ощущаю себя маленьким ребенком, я готов вот-вот непонимающе захлопать ресницами, и это не будет игрой.
Я ощущаю себя шлюхой, выставленной в окне улицы Красных Фонарей, манящей клиента и мечтающей об одном – чтобы он прошел мимо.
Синкретизм чувств, гладкость швов, дикость сюра…
И как все просто выглядит со стороны.
Как если бы мы просто собирались потрахаться…
Впрочем, мы же собираемся, да, Поттс?
Тогда нах** эта прелюдия?
- Мне надо написать все-таки эти долбанные строчки? - Насмешливо осведомляюсь и даже не пытаюсь тешить себя надеждой на положительный ответ.
И надежда на Ника уже бьется в предсмертной конвульсии.
Он не придет…
Оценивающе смотрю на Поттера, обвожу пристальным взглядом линию плеч, слегка задерживаюсь на кистях рук, на самом важном – пальцах..
Давай, Поттер.
Надави на меня.
Надломи меня.
И утоли жажду сочащейся из меня болью.

Молчание - смычком по натянутым нервам. Тишина оглушает. Хор сотен голосов в голове наперебой отвечает за тебя, повторяет за тобой, передразнивает тебя, пока, наконец, не сливается воедино, в одно тягуче-тяжелое «я хочу тебя». Мое невесомое тихое «нет» безнадежно в нем тонет…
Как хочешь.
Ты раскусил меня, Поттер.
Ты отодрал от меня последнюю маску, вместе с кожей, с которой она почти срослась, но все же еще не успела стать моим лицом, ты открываешь мою плоть, пульсирующую, теплую, живую. Я не такой сумасшедше смелый, каким кажусь. Я не такой несгибаемо сильный, каким кажусь. Я кровоточу, обнажившись, и дрожу, лишившись всех своих щитов. Я воплощенный страх. Я воплощенная боль. Я воплощенное желание.
Твой самый сладкий сон.
Мой самый страшный кошмар.
Помнишь, Никки, я в шутку говорил тебе, что боюсь Поттера, когда мы только знакомились, помнишь?..
В каждой шутке есть доля шутки.
Мне кажется, ты разучишь меня смеяться Поттер..
Ты нарисуешь мне новую маску.
Ярко-алой краской по мертвенно-бледному лицу ты вывернешь наизнанку улыбку.
Ты сделаешь из меня своего Пьеро, мой грубый Арлекин, и мы вместе будем разыгрывать изо дня в день одну и ту же пантомиму, твою любимую…
Рыжий клоун, белый клоун и немного смешной боли.
Оставь один билет в первом ряду, для Него, он не пришел.
Оставь другой билет в первом ряду, для Нее, она не поверила.
Сегодня первая репетиция?
Что ж..
Приподнимаюсь навстречу тебе, смотрю в глаза, снизу вверх, как ты того хочешь, легко вздрагиваю от твоего прикосновения, точно в ритм невидимого оркестра.
Я играю свою роль как по нотам.
Я знаю её назубок, я её откуда-то помню…
Приоткрываю губы, вжимаюсь ими в твои, ненастойчиво, нежно, покорно… Руки ложатся на твои плечи, мягко, осторожно, пугливо… Танец языков, в котором ты ведешь, а я дразню, заманивая тебя глубже…
Ты же не против маленькой импровизации, Поттер?
Зубы смыкаются с почти что скрежетом, солновато-металлический привкус железа во рту дает понять, что я новоиспеченный пирсер, а твой язык изрядно пострадал от моего клыка. У меня есть доля секунды, чтобы все успеть, рука на ощупь находит заветный карман, но успевает только расстегнуть его, как запястье снова оказывается в кольце из твоих пальцев.
Не успеваю ничего схватить, просто резко дергаю руку, под неестественным углом выворачиваю её, перепрыгивая через парту. Острая боль стрелой по венам вверх, но граница между нами приобрела материальные черты пары досок на резных ножках. Замираю, тяжело дыша, затравленным взглядом смотрю сквозь тебя, на дверь.
Не выбраться.
Последний шанс упущен.
Пересечение прямых…
Ты хоронишь меня заживо в своих глазах, я вижу в их влажном блеске черную землю, черными полумесяцами под сломанными ногтями… Теплую, забивающуюся в рот..
Страх плещется в моих, морем прозрачным готовый выплеснуться.
Вспыхнувшая искра в нем утонула, как на закате солнце.
- Не надо…
Шаг назад. Бессмысленный, бесполезный, безнадежный.
Ты знаешь, о чем я прошу. Ты понял бы и без слов, но я вижу, ты хочешь их услышать.
Я не хочу боли. Я не вынесу еще и физической.
Я не хочу синяков. Я ни о чем не скажу Армстронгу.
- Я должен был попытаться.
Еще один шаг, упираюсь спиной в следующую парту. Закрываю глаза…

Мир вокруг меня погружен во тьму одним взмахом ресниц, но мне не обмануть себя. Я знаю, что где-то в этой темноте есть ты. Это как в детстве, ночью, знать, что под кроватью, в шкафу, в темных углах кто-то есть.. Может быть, сама тьма, потому что она живая, она неуловимо шелевится, тяжело дышит, смотрит зверем. Она есть, и потому тебя может не стать.
Ты моя тьма, Поттер.
Ты рисуешь голосом багровые картины на холстах моих век.
Ты пробираешься им под кожу, щекоча её мурашками.
Ты сводишь им с ума, не слишком себя утруждая.
Тебе помогают стены, которые давят, тебе помогает воздух, которого мало, тебе помогаю я, который напуган.
Распахиваю глаза, не в силах выдержать неизвестность, чтобы снова встретиться взглядом.
Как раз вовремя, чтобы увидеть, как ты отшвыриваешь в сторону парту, чтобы вздрогнуть всем телом, чтобы понять…
Как это символично, Поттер.
Нет границ, нет препятствий, нет барьеров.
Даже за пределами этой комнаты их для тебя больше не будет.
Потому что ты уже однажды увидел. Потому что ты уже однажды попробовал. Потому что теперь ты хочешь еще.
А я с каждым твоим шагом ненавижу тебя все сильнее. За Эл, которую ты обманываешь. За Эма, которого ты мучаешь. За Ника, которому ты причиняешь боль через меня. За нас всех, потому что они сейчас где-то далеко и чем-то очень заняты, а я здесь, перед тобой, и мне больше ничего не остается, кроме как ненавидеть тебя.
Глупая мысль, где же точка бифуркации, мелькает в голове.
Где же излом моей такой правильной линии жизни, которая вела к безоблачному счастью.
Я должен был написать строчки?
Поддаться лени и остаться в спальне?
Проиграть матч?
Когда все изменилось, Поттер, скажи мне?..
Нет, молчи.
Все равно в этом нет никакого смысла. То, что могло быть, уже неважно, потому что есть то, есть сейчас.
Ты не понимаешь, Поттер.
Я уже ненавижу эту комнату. Я не смогу входить в нее без дрожи в коленках.
Я уже ненавижу Коулмана, велевшего мне сюда явиться.
Я ненавижу понедельники, я ненавижу чернила, я ненавижу парты, я ненавижу двери..
Да я теперь панически боюсь дверей!
Твои ласки грубые. С заведенными за спину руками иных не может быть, но я почти благодарен тебе за то, что ты удерживаешь меня. Ты не оставляешь мне выбора. Ты не даешь мне шанса на обреченное на провал сопротивление, не вынуждаешь бороться до конца…
Но ты отпускаешь. Кошки-мышки.
Руки свободны и я должен что-то сделать.
Должен ударить тебя, должен побежать, застучать кулаками в дверь…
Как глупо.
Тебе не будет больно, ты догонишь, ты не дашь.
- А ты еще пожалеешь о том, что сделал…
Я все-таки глупец.
Как это нелепо и смешно звучит от меня, почти плачущего от бессилия, но еще помнящего о своей гордости.

Dearly beloved, are you listening?

Ты не слышишь меня. А я все равно говорю с тобой... Странная форма шизофрении.
Понимаю это, но не могу остановиться, просто верю, что ты можешь услышать, если захочешь.
Ты же можешь все.

I can't remember a word that you were saying

Где ты сейчас?
В библиотеке, на очередном собрании, где?!
Я не помню, что ты говорил, это было так давно, это было за той дверью…
Осталось там.

Are we demented or am I disturbed?

Ник, скажи мне, это измена?
То, что я уже не пытаюсь вырваться, а просто в каком-то немом оцепенении смотрю как моя рубашка на полу пропитывается чернилами.. Моя… Медленно, невообразимо медленно осознаю свою обнаженность и из последних сил отстраняюсь, откидываясь на парту.

The space that's between insane and insecure

Смотри.
Смотри, широко распахнутыми глазами, только смотри.
Я не твой, я Его.
Это навсегда.
Ты можешь это увидеть?
Что бы ты ни делал, ты не изменишь сути вещей. А я вещь. Его вещь.
Ты можешь это понять?

Oh therapy, can you please fill the void?

Все продолжается… Настойчиво, дерзко, жадно. Ты сгораешь в вспыхнувшей страсти. А мне просто холодно. Обжигающе горячо под подушечками твоих пальцев, а внутри холодно.
Oh therapy, can you, please, fill the void?
Знаешь, Он обнимает меня порывом морского бриза.
Окутывает бархатом летней ночи.
Его поцелуи ложатся на щеки первыми весенними лучами.
Он это мой мир, Поттер, который ты пытаешься разрушить.

Am I retarded or am I just overjoyed

Скажи мне, Ник, это измена?..
Если я представлю, что он это Ты?..
Если я закрою глаза и на минутку забудусь, чтобы вынести это..
Чтобы просто согреться.

Nobody's perfect and I stand accused

Да, это слабость. Я сдался, я не кричу, не дерусь, не сопротивляюсь..
Мои руки ложатся ему на плечи, мои губы тянутся к его губам, сливаются с ним в поцелуе..
Но.
Тело, но не душа в его власти.
Дрожь, но не трепет от его касаний.
Я избегаю плена его глаз, окруженный его руками…
Последний бастион – мои чувства, смешно…

For lack of a better word, and that's my best excuse

Последний..
Это измена, скажи мне?..

Твои ядовитые краски расплываются болезненно алыми пятнами по белизне моей кожи, просачиваются сквозь поры и парализуют, лихорадят… Все как в бреду, как в тумане, и все, что я вижу, это наше отражение в темном окне, уродливое, ложное. Здесь все ложное, и твоя игра в нежность тоже. Фальшь твоих ласк, приторность поцелуев, томность взглядов… Я ненавижу все в тебе, Поттер, я ошибался, это не лучше боли, и ты никогда не станешь похожим на него.
Как ты смеешь касаться его знака, осквернять его своими губами?.. Его имя у сердца. Его имя в сердце. Это что-нибудь говорит тебе?
Я люблю его, Поттер.
Но твои медленные пытки сводят с ума неотвратимостью, неизбежностью того, что ты так хочешь. Знаешь… Ожидание страшнее наказания.
А за что ты наказываешь меня, Поттер? Мои прегрешения перед тобой так велики? Что я сделал, чтобы оказаться распятым тобой на школьной парте с удушающим липким страхом, пульсирующим в запястьях вместо гвоздей?
Ты не любишь меня, а тоже ненавидишь, Поттер, но сейчас это не имеет ровным счетом никакого значения. Сила чувств заставляет забыть об их направлении, она просто накрывает с головой.
Николас хочет обладать мной, чтобы сделать счастливым.
Ты хочешь обладать мной, чтобы уничтожить меня.
И ты не видишь разницы.
И ты рвешь меня на части, Он будет собирать меня по кусочкам, то, что уцелеет от меня, то, что не сгорит в твоей страсти неосторожным мотыльком.
Но ты можешь ничего не оставить от меня, Поттер.
Все забрать себе, разом, жадно.. Ты же победил меня, а победителей не судят. Ты не позволишь судить себя, ты считаешь себя правым, как ребенок, который признает лишь свое хочу, как животное, которое следует лишь своим инстинктам..
Да, ты животное, Поттер, сильное, опасное, необузданное.
Я напрасно дразнил тебя, играл с огнем, беспечно.
Я был так же слеп, как слеп сейчас ты.
Но загляни в мои глаза, ты так настойчиво искал моего взгляда, когда я отворачивался, посмотри же сейчас, когда твои руки под моей одеждой, что ты увидишь в них?
Только то, что я люблю Его.
И ничто не изменилось.
Ты можешь бить меня, ты можешь целовать.
Я могу противиться, я могу отдаваться.
Но Его имя останется там же.
У сердца.
В сердце.
Загляни в глаза…

Pain, without love.
Pain, I can't get enough.
Pain, I like it rough.
'Cause I'd rather feel pain than nothing at all…
Укус, и тихий стон прорывает тяжелую тишину, ты чутко вслушиваешься в него, в этот первый аккорд твоей симфонии боли. Я закусываю губу, корю себя, что не сдержался, что доставил тебе это удовольствие – слышать.. Твой взгляд, пронзающий, кислотный, выворачивающий наизнанку, искажающий все, что есть в моих глазах, от него все вокруг плывет, но все же сквозь дымку я вижу как стекает с твоих губ самодовольная усмешка. Да, ты увидел, ты понял, ты прочувствовал. Ты нашел Его послание в их глубине, ты заглянул в бездну, ты всматривался в нее так долго, что она сама заглянула в тебя… А что теперь, Поттер? Ты сможешь об этом теперь забыть, м? Я сомневаюсь в этом, Потти-Поттер…
Пощечина, порывистая, резкая, быстрая. Как щелчок хлыста, ты дрессируешь. И ты зол, ты чертовски зол, Поттер, и мне это чертовски нравится. Может быть, тебе даже больно?
Ты поворачиваешь мое лицо к себе, снова всматриваясь, ты еще учишься, ты только учишься властвовать, покорять, но ты уже делаешь успехи… Вот только сейчас провал. Мои истерзанные твоими губы, распухшие, порочно алые, растягиваются в усмешке, секунда, две, и мой хрипловатый смех раздается между нами треском электрических разрядов. Напряжение зашкаливает, Поттер, и знаешь почему?.. Плюс и минус, Поттер, наши эмоции противоположны и потому притягиваются, и потому каждое наше соприкосновение бьет током, бьет больно, бьет обоих… Ты можешь играть в короля, Поттс, но что-то в твоей игре идет не так, и тебе это не нравится.. Тебе не нравится, что я смеюсь, пусть это просто истерика, ответ на твой удар, но что ты можешь сделать с этим?
Ударить снова?
Ударить больнее?
Давай же.
'Cause I'd rather feel pain than nothing at all…
В этом будет что-то мученическое.
Моя боль – мое искупление.
Оправдание тому, что случится дальше…
Ведь случится же, правда, Поттер?
После этой маленькой прелюдии, когда ты настроишь все струны, ты сыграешь эту симфонию, с соло надрывной скрипки?
А может, тогда не стоит тянуть?
Давай сделаем все быстро, а, Поттер?
Это будет почти милосердно.
Просто трахни меня и забудь, и дай мне шанс забыть это тоже…
Да, пусть все случится именно так, больно, грязно и быстро.
Позволь мне выбирать самому свою смерть.
Я умолкаю, приняв решение, тебе остается лишь привести в исполнение свой приговор..

И ты бьешь. Снова, коротко, хлестко. Уже уверенней, уже осознанней, уже.. с удовольствием?
Открой для себя его новые грани, Поттер, ты будешь приятно удивлен.
Совсем скоро тебе это так понравится, что тебе не нужен будет повод.
А сейчас ты ищешь что-нибудь еще, что-то поинтереснее, ты тянешь меня за волосы назад и смотришь на меня взглядом сумасшедшего ученого, достающего свой искореженный и ржавый инструмент, чтобы им забраться внутрь своей жертвы и помучить её.
И тебе это удается, ты вызываешь к жизни мои самые темные страхи, то подсознательное, подкожное, что живет внутри меня, где-то очень глубоко, где оно спит днем, убаюканное друзьями, и пробуждается вечером, когда я жду Его, а его все нет и нет, и выпускает в кровь черную желчь меланхолии… Ты манишь его своим голосом, и оно выбирается, выползает, цепляясь липкими, холодными лапами, прорывается, раздирая все внутри острыми когтями, прогрызает зубами себе путь, туда, к сердцу, куда натравливаешь его ты.
С каждым разом ты находишь все более уязвимые места. Боль от пощечин отступает на второй план, на третий… Ты создаешь совершенную пытку, твои пальцы, твои губы, твой язык.. Все вместе, одновременно, со всех сторон… Проржавленными иглами под ногти моей любви.
Я действительно ничего о Нем не знаю. Не знаю, как Он жил до Хогвартса, знаю лишь, что там было темно и холодно, и я должен согреть Его. Не знаю, что Он делает, когда уходит, но знаю, что должен Его ждать.
Но ты прав, я не верю Ему так, как должен. Не верю безгранично и беззаветно.
Может быть, я действительно просто грелка в Его постели, безликая, как кукла.
Может быть, я просто ступенька в Его пути наверх, на которую Он наступит, оттолкнется, и забудет.
Может быть… но разве это что-то меняет?..
Разве от этого я смогу любить Его меньше?..
Я просто не стану мешать ему, отойду в сторону, но не в твою сторону, Поттер.
Знаешь… тебе, наверное, достаточно будет просто знать о моем несчастье, чтобы почувствовать себя счастливым. Один мой омертвевший взгляд позволит тебе ощутить себя нереально живым.
Ты ждешь этого, Поттер?..
Ты снова ласков, играя на контрасте, ты зализываешь свои укусы, словно давая понять, что так же готов зализать мои грядущие раны.
Не смеши меня, Поттер.
Ты можешь только наносить их.
Я наклоняюсь к твоему уху, близко-близко, почти прижимаюсь губами и шепчу, щекоча прерывистым дыханием.
- Так может, мы его позовем посмотреть?
Глупая надежда еще трепещет, еще бьется под твоей тяжелой лапой.
Ей недолго осталось.
Как и мне.

Ты топишь меня в глазах цвета самого синего моря.
Море бывает очень жестоко.
Я захлебываюсь соленой влагой, рвущейся из уголков глаз.
И твое «нет» становится камнем, который тянет меня ко дну…
Моя нагота так ослепительно бела по сравнению с тобой, одетым, так ярко полыхают на коже оставленные тобой клейма.
Они не сойдут еще очень долго, ты прожег ими кожу насквозь, до мяса, до кости…
Решусь ли я подойти к зеркалу?
Не увижу ли я в нем тебя?
Не заплачу ли я, Поттер?..
Может, это наказание богов тебе, что твои ласки причиняют страдание?
Резкий поворот, я не вижу тебя, но слышу, чувствую каждым оголенным нервом, каждой клеточкой своего тела… Только оно уже не мое.
Оно принадлежит тебе, ты распоряжаешься им.
Ты расстреливаешь меня в спину своими словами, точно разрывными пулями в упор.
Готовься!
Целься!
Пли!
И огонь пляшет в висках.
Ты попал точно в цель, Поттер…
Я ненавижу за это тебя.
Ты обнимаешь меня темным сумраком, погружаешь в темные воды, я не вижу света, только вымышленное солнце траурно-желтым цветком плещется по ту сторону неподвижной глади.
Хватит, Поттер, перестань, не надо больше…
Не говори, не прикасайся, не трогай.
Остановись, не лезь своими грязными руками в душу, там давно уже неспокойно, тревожно, лихорадит..
Ты занес инфекцию в старые раны, я теперь буду гнить изнутри, а ты будешь смотреть и радоваться, втягивать носом, набирать полные легкие сладковатого запаха гнили.
Это будет разъедать оболочку. Уродовать её.
Пожалуйста, не надо..
Давай прекратим это сейчас.
Я передумал, я дурак…
Бью тебя острым локтем, в грудь, изо всех сил, пытаюсь оттолкнуть в последней судороге мысли.
- Поттер, пожалуйста…
Ты уже довольно унизил меня, твое самолюбие натешилось, отпусти меня… Пытаюсь повернуться к тебе снова лицом, ноги путаются в собственной одежде и я падаю на тебя, утыкаясь носом в плечо, пальцы цепко хватаются за твою рубашку.
- Пожалуйста, Поттер…