Наконец-то удалось поймать его за хвост. За длинный, тонкий, извивающийся хвостик и вздернуть, тут же хватая за место соединения челюстей. Так не укусит.
Большинство людей думают, что змеи скользкие и склизкие. Это не так. Блестяшая чешуя ещё не признак нахождения слизи на самой змее, на самом деле они совершенно сухие, а в ряде случаев ещё и шершавые. Вот вам и ещё одно доказательство лицемерности их натуры.
Нахальный мальчишка, должно быть, подстать своему отцу и деду. Жаль, до Люциуса успели добраться раньше, очень хотелось бы "посмотреть" ему в глаза. Чтобы видеть, не обязательно быть зрячим, правда? Порой дыхание, шорох одежды и едва слышимое постукивание пальцев по чему-либо говорят намного больше, чем мимика и выражение глаз.
Впрочем, сосредоточиться лучше на Скорпиусе. Интересное имя, сочетающее в себе особенности имен и деда, и отца. Как у деда, на "-ус" и как у отца почти что отсылает к определенному животному. Драко - почти Дракон. Но как Малфой не мог похвастаться силой и храбростью, так и у Скорпиуса вырвано жало. Интересно, кому за это нужно сказать спасибо?
Скрип двери не заставляет даже повернуться к ней, вопросы сыпляются ещё с порога, который Малфой переступает. Попытки уйти от темы пресекаются не на корню, но именно в тот момент, чтобы отобрать надежду на отвлечение от вопроса. Экзамен плавно переходит в допрос с пристрастием, пальцы сжимают рукоятку трости, но не стучат по ней, нет такой привычки, к счастью или сожалению - кто знает?
Вопрос о Воландеморте заставляет уголки губ дрогнуть, приподнимаясь. Со временем воспоминания о том дне становятся не слишком, но все же бледнее, и слышать имя виновного во всем уже не причиняет колюще-режущей боли. Наоборот, это имя напоминает о том, что жизнь продолжается и без тех, кого уже нет.
- Конечно, мистер Малфой. Он живет во мне.
Спокойно и даже несколько расслабленно. Неожиданная атака - блок. Ещё одна - блок. Попытка обезоружения - снова блок, молниеносный, даже сложно уследить, когда Скорпиус успел выхватить палочку. Атакует, осмелев, но безуспешно, и уже через пару секунд у Локвуда в руках его палочка.
- Если бы Вы были в реальном бою, мистер Малфой, то сейчас бы остались без палочки, - спокойно сказал профессор, возвращая палочку владельцу. - Что ж, Вы неплохо владеете защитными чарами, а так же заклинаниями атаки, а так же некоторыми заклинаниями, которые не проходятся в общей программе, но предоставлены в учебнике, как дополнительные (Вы открываете учебник? Странно, я не знал, что Вы умеете читать.), и все это конечно похвально и достойно отличной оценки...
Многозначительная пауза. Локвуд отошел к стулу и опустился на него, на секунду прикрывая глаза. Мысли упорядоченно жужжали, каждая в своей ячейке среди сотни сот, наполняя ее нектаром понимая и осознания. Ксавьер улыбнулся.
- Достойно, но недостаточно, мистер Малфой. Вы провалили повторный экзамен (что неудивительно), и я вполне могу подавать заявление на Ваше отчисление из Школы Чародейства и Волшебства "Хогвартс".
Ещё одна пауза. Не такая длительная, но значимая. Профессор сделал едва заметное движение головой, стряхнув очки на кончик носа и вперившись невидящим взглядом подернутых мутной пленкой глаз в Малфоя.
- Но, как любят говорить в маггловских фильмах, мы можем договориться.

Повисшая пауза как нельзя лучше характеризует ситуацию. Удивлен, нет, лучше сказать, ошарашен, скорее всего возмущен и вот-вот вполне искренне начнет сыпать проклятьями. Хотя нет, это же Малфой, раненная змея с удвоенной яростью будет жалить, ослепленная болью.
Теряя остатки разума. В другой ситуации Скорпмиус точно бы не отделался так просто, Локвуд был человеком более, чем уравновешенным, но в то же время гордым и злопамятным. И давить на любимые мозоли позволялось далеко не всем.
Малфой был своего рода любимчиком, никому профессор более не позволял препираться на уроках в открытую, но со Скорпиусом было порой интересно обменяться любезностями. Мальчишка вполне конкретно нужен был для некоторого воздействия на свой факультет, сам того не замечая. Вся сегодняшняя пьеса для двух актеров была разыграна ради одной единственной цели - заставить Малфоя подчиниться. Не открыто, нет, осторожно и тайно, несколько трепетно, если можно так охарактеризовать подчинение вообще.
- Вам думать вообще несвойственно, мистер Малфой.
Улыбка не сходит с губ, очки возвращаются на свое законное место, перемещаясь с кончика носа вверх и пряча глаза за стеклами. И огромное желание рассмеяться. Громко, открыто, принижая "противника". Но Локвуд сдержался, не стоит так делать, по крайней мере сейчас точно не стоит. Снова поправив очки, он начал говорить медленно и едва ли не по слогам, словно Скорпиус был несмышленым маггловским ребенком.
- Ваш пульс учащен, над верхней губой выступили капельки пота, кулаки сжаты так, что ногти вполне могут больно впиться в ладони. Вы злитесь из-за того, что подумали, что я предлагаю Вам сдать экзамен натурой... - вырывается смешок помимо воли, такой забавной и нелепой. - И не осознаете всю опасность, нависшую над Вами. Несколько поколений Малфоев каким-то чудом удержались в школе, и только Вы с позором вылетите.
Слова получаются тяжелыми, каждое из них словно налито свинцом и тяжело падает с губ, с характерным звуком ударяясь о твердый пол. Локвуд подозревал, что для Скорпиуса очень важным будет мнение именно отца, сумевшего выжить в то нелегкое время, будучи Пожирателем. Но было ещё кое-что, что, наверное, являлось даже более важным, чем честь семьи.
- И, конечно, Вы должны понимать, что после отчисления Вам придется расстаться со всеми друзьями здесь. И не только друзьями. Это означает, что видеться вы будете только на каникулах.
Что ты скажешь, мальчик? Что тебе не страшно остаться одному? Наедине с разочаровавшимся отцом и покорной ему матерью? Без всех тех, кто сейчас рядом с тобой? Ты скажешь, что не боишься этого?
И это ведь будет очередной ложью, так?
Локвуд поднялся, опираясь на трость, сделал пару шагов и легко перехватил ее, положив наболдашник на плечо Малфою и заставляя развернуться к себе. Головой льва - за подбородок, приподнимая голову. Не обязательно смотреть в глаза, можно слушать дыхание и пульс. И этого будет достаточно.

Новая догадка Малфоя звучит невысказанной в тишине класса. Принижая самого ученика, уничтожая его и так ничтожный статус слизеринца. Неужели они все такие?
Трость одним движением возвращается в руку, Локвуд спокойно возвращается в свое кресло и отпивает горький кофе без сахара и сливок, уже остывший и оттого ещё более горький. Это помогает отнестись к словам ученика философски: ударь пса на цепи, он залает ещё громче и надрывнее. Потому что он привязан.
- Мистер Малфой, да Вы правда уникум, - бровь иронично изогнулась, показавшись дугой над стеклами очков. - Своим личным примером доказываете на первый взгляд невозможную мысль о том, что человек Вашего круга может быть настолько жалок в своем духовном развитии, что интересоваться может только сексом и деньгами, и предложить может лишь их.
Чашка опустилась на стол с тихим стуком. Локвуд никогда не любил блюдца, наверное, потому что в детстве часто их разбивал. И до сих пор из всех подаренных чайных пар (почему-то студенты и их родители были уверены, что профессор их коллекционирует) блюдца красовались стопочкой в одном из самых нижних и редко открываемых шкафов, а сами чашки уютно примостились в серванте с прозрачными стеклянными дверцами, который принадлежал ещё матери.
Ксавьер положил обе ладони на трость и опустил на них подбородок, он не мог видеть Скорпиуса, но вполне успешно определял его расположение в классе. Голос гулко прокатился по пустой комнате, забираясь за шторы и под парты, прячась в листьях многочисленных растений, просачиваясь сквозь щели в окнах и выпархивая на улицу. Должно быть, таким голосом должен был обладать один из древнегреческих богов, обращаясь к своему, полубогу-получеловеку, равному бессмертным, сыну.
- Ваши деньги и положение станут пылью, если окажется, что где-то появляются попытки возродить Темного лорда и его дело. У Люциуса была прекрасная репутация, но это ему не помогло, равно как и деньги. Первое подозрение падет на Вашу семью, мистер Малфой, одну из редких выживших семей Пожирателей. Ваша... - уголки губ дрогнули, на секунду приподнявшись. - ...натура мне ни к чему, если говорить откровенно (а Вы нарываетесь на откровенность, мистер Малфой, провоцируя меня выйти из себя своими дерзостями), то Вы просто не в моем вкусе. Так что не унижайтесь до новых смешных предположений, что мне от Вас нужно. Хотя... я бы послушал, всегда интересно, какие грязные мысли заполняют Вашу светлую голову. Право, что Николас в Вас нашел, совершенно непонятно. И не только мне, к слову сказать.
Профессор очень редко называл кого-то из учеников по имени. На его языке это могло означать уважение и в некоторой степени доверие, хотя доверять, как известно, можно только себе. А доверять слизеринцу просто противопоказанно, но Николас Армстронг был одним из лучших учеников курса, если не всех старших курсов вообще.
Об их с Малфоем отношениях знала если не вся Школа, то точно весь преподавательский состав. Собственно, только ему Скорпиус и мог бы сказать спасибо за прошлый архиважный письменный зачет, который Малфой успешно провалил, зато блестяще защитившийся Николас смог его спасти, подойдя на факультативе к Локвуду и, конечно, взяв всю вину за неуспеваемость аристократа на себя. Профессор не поверил ни единому его слову, но за определенную услугу согласился поставить Малфою зачет и отложить вопрос об его отчислении.
- Порадуете меня новыми тезисами на тему моего недуга, материального положения или сексуальных предпочтений или же для разнообразия начнете думать? А Вы попробуйте, мистер Малфой, вдруг понравится.

Улыбка зазмеилась по губам, предательски открывая вторую сторону монеты. Оборотную. Бабушка твердила, что для слизерина прекрасные задатки. А отец презрительно кривил губы и твердил, что никогда его сын не будет учиться со змеями. Это их вечная больная тема: мать со слизерина, сын с гриффиндора. Всегда отражалась на внуке-сыне. И он выбрал гриффиндор.
Бей врага его же средствами?
На войне все средства хороши?
Увольте, это скучно. Хотя и практично.
Выпады и колкости мальчишки так сладко отдаются в груди: греют его попытки задеть, заранее обреченные на провал. Он ведь не знает, что такое война, он правда об этом не знает. Малфой - ангел во плоти по сравнению с теми, кого Локвуду приходилось допрашивать. Только вот им рот было заткнуть легче, здесь же надо действовать изящно и неброско, чтобы и удовольствие получить, и манерам научить.
- Порно-журналы? С чего Вы о них вспомнили, мистер Малфой? - профессор взял пергамент с рабочего стола, взмахнул палочкой и через секунду получил готовую для чтения работу очередного старшекурсника. - Неужели у Николаса находили?
В этом Ксавьер сильно сомневался. Николас не таков, чтобы самоудовлетворяться, скорее он найдет себе девушку на одну ночь. Или на несколько. Не могло же быть вправду, что этого наглеца в постели ему достаточно?
- Теперь ясно, почему он на занятия факультатива таким дерганным приходит, что с подозрением смотрит не только на однокурсников, но даже на меня.
Как слепой декан гриффиндора мог видеть подозрительный взгляд ученика? Не обязательно видеть, достаточно чувствовать. Оставив в разговоре паузу, Локвуд закончил проверять работу и спокойно вывел на ней "Выше ожидаемого" палочкой.
- Должно быть, Вы его не слишком-то и удовлетворяете, мистер Малфой.
Спокойный голос, давящая тишина. Ксавьер медленно поднял палочку, едва шевельнув губами. Молнией совсем маленькая искра пронеслась от кончика палочки до Скорпиуса, затерявшись у него в рукаве. Локвуд не спеша стал выводить в воздухе буквы, и они же послушно вырезались на левом предплечье нерадивого ученика. Одна за другой, профессор намеренно медлил, позволяя Малфою насладиться полностью ситуацией.
"Я не должен хамить".
Да, Ксавьер был как раз на седьмом курсе, когда в школе появилась Амбридж. И ему тоже перепало этих чудесных перьев. Позже он нашел их в министерстве, едва ли не разобрал (думаете, перо нельзя раобрать?) и наконец разгадал, как они были заколдованы. Немного дополнительной работы - и вуаля! Очень полезное заклятие. Не требует повторения, один раз - и шрамы на неделю. На две, если кожа чувствительная.
- Это будет Вам напоминанием, мистер Малфой, - поставив точку в конце предложения, почти физически ощущая, как прожигается кожа, проговорил Локвуд. - А у Николаса я все же спрошу, что он в Вас такого исключительного нашел, раз до сих пор не прогнал. С его-то репутацией, ведь Вы - единственное черное на ней пятно.
Профессор поднялся на ноги, доставая из стола чернильницу и чистый пергамент. Все-таки отработку никто не отменял.

Нарушение границ не наказывается: мало ли что Малфою могло понадобиться, чернильница или пергамент, а может быть и перо. Ждать опасности от ученика в такой ситуации немыслимо, к тому же развитая до безобразия интуиция молчит совершенно. Не здесь и не сейчас.
Вторжение в личное, интимное пространство не является одним из критериев получения зачета. Нельзя сказать, чтобы Локвуд был шокирован внезапным прикосновением, но на секунду где-то внутри он вздрогнул. Мягкие, прохладные подушечки пальцев, пульс на запястье, мерное, ещё не сбившееся дыхание.
Профессор резко остранил от себя Малфоя, держа за запястье. Трость осталась у кресла, так что сейчас свободны были обе руки. Крепко удерживая ученика, Ксавьер коснулся кончиками пальцев его лба и медленно провел ими по лицу, очерчивая линии носа, губ, едва коснувшись ресниц, скользнув по линии подбородка. Тонкий, изящный нос, длинные ресницы, наверняка, они больше подошли бы девушке. Чуть приоткрытые мягкие губы, нежная кожа, упрямый, хотя и смягченный подбородок.
- Вы похожи на свою бабушку, мистер Малфой, - медленно проговорил Локвуд, скользнув пальцами по тонкой шее. Опасно: одно движение - и ее легко можно свернуть.
Один из величайших соблазнов - коснуться лица. То, чего нельзя позволить себе в обычных условиях. Если бы кто только знал, как это важно - знать человека в лицо. По лицу. Особенно важно для таких, как Ксавьер.
Он видел Нарциccу только один раз. Эта странная любовь Снейпа устраивать родительсие собрания и собрания попечительского совета Слизерина во время матчей по квиддичу команд других факультетов. Хотя он был и прав по-своему - в замке в это время было непривычно тихо, хотя грех жаловаться на шум тому, кто живет в подземельях. Болельщики возвращались с матча, и Ксавьер, будучи на шестом курсе, увидел ее на крыльце. Должно быть, ждала Люциуса. По пробежавшим в толпе шепоткам стало ясно, кто это. Да и вслух кто-то сказать не постеснялся. А Ксавьер всегда думал, что самый легкий и быстрый способ - это летучий порох, все лучше, чем на метлах... Хотя оставался вариант - просто трансгрессировать, выйдя за пределы территории Хогвартса.
Она была восхитительно красива. С потерей зрения все воспоминания стали яркими вспышками, цветными, незабываемыми. И сейчас Локвуд подумал, что многое Скорпиус унаследовал от своей бабушки, хотя и на отца, конечно, был похож.
- Снимите с меня очки, мистер Малфой, - спокойно произнес профессор, отпуская тонкое запястье. - А потом скажите, какого цвета мои глаза. И что Вы в них увидите.
Честный обмен. Самое важное прикосновение в обмен на самую большую тайну. Ещё когда ходила байка о том, что в глазах убитого, на его радужке, остается портрет убийцы. Тот вечер стал смертью для прошлого Ксавьера Локвуда и открыл двери для него вновь рожденного. Того, кем он был сейчас.
- Только медленно, мистер Малфой. Иначе можете слишком сильно испугаться.
Ни тени иронии. Это было на самом деле страшно. Этого боялись все, кто окружал Ксавьера, хотя они в этом и не признавались ни ему, ни себе. Должно быть, он и сам бы не решился взглянуть в такие свои глаза.

Отредактировано Xavier Lockwood (2010-11-17 19:19:22)

Немой упрек страшнее озвученного, так уж повелось. Невольно дает о себе знать старая боль потерь - родители и уже своя семья. Улыбка прорезает линию губ с почти ощутимым и слышимым скрежетом заржавевших клапанов сердца.
Дрожь тонких пальцев на секунду передается через одно короткое прикосновение. Оно отравляет ядом предчувствия, заставляя дышать ровно с определенными усилиями. А ответ приятно лихорадит душу, выворачивая ее совсем чуть-чуть наизнанку, чтобы только показались швы, неровные и ужасающие, швы, сделанные на себе самим собой.
- Значит Вы тоже немного мертвы, мистер Малфой, - спокойно, забирая из тонких пальцев очки и кладя их на стол, проговорил профессор. - Как я никогда не увижу свою дочь, так и Вы никогда не видели свою бабушку.
Короткий взмах палочки - и одно из перьев, расположившихся на столе, превратилось в черную ленту. Ксавьер никогда не любил уроки трансфигурации, но учить их, увы, приходилось. Чтобы сдать СОВ, ЖАБА - и получить место в аврорате. Движением фокусника профессор подцепил ленту пальцами и легко завязал ее на глазах Малфоя, туго и на особенный узел.
- Почувствуйте себя абсолютно мертвым, мистер Малфой, - на ухо, едва слышным шепотом, подхватывая под локоть и ведя к лестнице в кабинете.
Эта маленькая лестница весьма кстати приходилась всегда, а в случае с Локвудом - особенно. Всегда удобнее, когда свои комнаты находятся недалеко от своего кабинета. Но польза для нынешнего декана Гриффиндора возрастала в разы - к маленькому личному кабинету примыкала достаточно просторная гостиная, спальня и ванная. Все в темных цветах, без ярко выраженной факультетской тематики. Потому как Локвуду было просто все равно, обвешан он всяческими красно-золотыми висюльками или нет.
Несколько окон, иммитирующих солнечный свет, так же как и в подземельях, ведь они были совершенно не нужны профессору и служили для редких гостей, дабы не смущать их. Для этой же цели служили зеркала, их было совсем немного, но тем не менее, они были, что так же могло удивить любого вновь прибывшего сюда.
- Кажется, Вы первый слизеринец, мистер Малфой, кому удалось сюда попасть.
Лестница и кабинет были преодолены легко. Защиту с двери личных комнат Локвуд снял невербально, сделав несколько взмахов палочкой. Нужно отдать должное Скорпиусу - он не споткнулся ни разу, хотя так и не позволил себе опереться удобнее на руку профессора, а просто оставался ведомым, пусть и несколько грубо.
- Добро пожаловать, как бы ни зловеще это звучало.
Ксавьер позволил себе спокойную улыбку, словно иронизируя над самим собой: разве могут для слизеринца, который мало во что ставит законы морали и нравственности, зловеще прозвучать слова декана Гриффиндора? Да уж точно вряд ли. Подцепив пальцами повязку, профессор легко развязал хитроумный узел, позволяя Малфою вновь "ожить".
Пройдясь по комнате, Локвуж привычным движением опустил шторы, приглушая свет. Хотя там уже и так начало темнеть - все-таки и в реальном времени уже был вечер.
Ксавьер снял мантию, небрежно кинув ее на кресло и расстегнул манжеты рубашки, как и верхнюю ее пуговицу. Больше всего ему сейчас была интересна реакция Скорпиуса и его дальнейшие действия.

Отредактировано Xavier Lockwood (2010-11-29 11:55:54)

- Присесть? Что ж, прошу.
Приглашающий жест в сторону дивана и кресел. Даже не утруждая себя воспоминанием о том, где они находятся - все выучено за семь долгих лет наизусть.
Странно, что за столько времени не было сделано ни одной перестановки. Пожалуй, это ещё один отпечаток слепоты. Только на этот раз это ее след на окружающем.
Тонким покрывалом на комнаты, на лица друзей, на мысли окружающих. Как пыль - везде. Сколько не стирай, она опять появится. Непременно.
Резкое, едва уловимое движение. Локвуд перехватил ладони Малфоя, оказавшись за его спиной, накрывая их своими, прижимая к спинке кресла сильнее. Ощутимая разница в росте дает некоторые преимущества обеим сторонам.
- Хотя я уверен, что Вам намного больше понравится другая комната.
Наклонившись к уху, едва слышно шептать. Никого не надо соблазнять, Скорпиус уже преступил черту, которую не должен был даже трогать. Теперь он и сам понимает, что дороги назад просто нет. Но поиграть в игру "Это все всерьез" - слишком заманчиво, чтобы противиться.
Ксавьер прикрыл глаза, вдыхая аромат светлых волос. Ладонью - по лицу, подушечками пальцев по тонким линиям, снова, чтобы запомнить, чтобы прочувствовать. Профессор развернул Малфоя к себе, приподнимая за подбородок, не удерживая, но заставляя опереться на спинку кресла.
- Вы хотите узнать, как я ослеп, мистер Малфой?
Пальцы пробегаются по груди, все-таки слишком худощавой. Да, Скорпиус изящен и даже с виду хрупок, словно его можно сломать пополам одним движением. Но при этом он ловец. Значит, он гипер-гибок, ловок и быстр. Такие просто так не ломаются пополам или на кусочки взребезги, как обычные зеркала.
Кривые зеркала порой намного крепче обычных.
Ладони обхватывают талию, обнимая мягко, но крепко, не требуя, но настаивая. Ещё одно маленькое разоблачение. Сколько их сегодня будет?
- Вы ведь боитесь этого, так? - профессор наклонился к уху Скорпиуса, улыбаясь, не открывая глаз. Ладони замерли на тонкой талии, даже голос, кажется, изменился. - Не меня... А того, что это же может случиться с Вами. Хотите, я Вам расскажу про мир без цветов, красок и картин? Это не страшно. Это словно у кино убрали изображение, а остался только звук...
Ксавьер коснулся кончиком носа кромки уха, почти сразу касаясь его губами и еле слышно выдыхая:
- Я расскажу Вам все это так, что Вы больше не уснете в темноте никогда...

Нахальный мальчишка, самоуверенный наглец. Таких много, но этот явно особенный. И ведь ничего не боится, смельчак...
И пусть. Хотя о страхе ему все же стоит узнать, но только не о таком, через который прошли они, дети Войны, только не о таком. Как бы строго и предвзято не относился профессор к слизеринцам, он бы ни за что не позволил что-то с ними сделать, потому что дети ни в чем не виноваты, даже если у них уже есть зачатки тех, кто заварил войну.
Локвуд улыбнулся, выпуская Малфоя и давая ему отстраниться, отойти, выскользнуть. Змееныш. Но все же не совсем такой, как остальные.
Он похож на змею, кусающую свой хвост.
Просто похож, без объяснений.
- Мистер Малфой, должен сказать, восхищен Вашими способностями ускользать.
Немного насмешливо, проходя мимо, в каком-то метре от Скорпиуса, произнес профессор. Он прошел к другой двери, нежели из которой они пришли в эту комнату. Эта, другая, дверь вела в спальню. Ксавьер легко ее открыл, проходя внутрь и снимая рубашку, расстегнув ещё пару пуговиц и стягивая через голову.
Россыпь шрамов на груди и на спине, мелких настолько, что невооруженным глазом их просто не заметить. Аврорат, схватки с Пожирателями... Эти отметины были похожи на те точки, которыми выбиты книги для слепых - они тоже могут рассказать историю. И не одну. И они любили болеть в ветренную погоду, ноя и действуя на нервы.
- Но этого все же недостаточно.
Профессор вернулся в гостиную, разминая плечи. Мышцы, не уродливо-выступающие, как у переборщивших с добавками качков, а рельефные, жилыстые, "стальные". Их не видно под мантией, равно как и ширину плеч, которая она же и скрадывает визуально. Не видно тонких, аристократичных запястий, и необычно изящной шеи, очерченных острыми углами ключиц. Не видно пресса, который поддерживается в форме независимо от усталости и настроения. Собственно, под мантией ничего не видно.
- Как Вы думаете, мисте Малфой, - Ксавьер с хрустом размял костяшки пальцев. - Настолько ли большее преимущество у зрячих, нежели у слепых?
Расскажи мне. Улыбка, спокойная и выжидающая. Профессор подумал о том, что уже знает ответ. Но все так же ждет его, пытаясь угадать варианты.

Шорохи, отзвуки, эхо. Из них состоит мир слепого. Из них он плетется, как из нитей плетется сукно, как паук плетет паутину. Чем больше человек изувечен, тем сильнее у окружающих страх перед ним.
И тем легче этим пользоваться.
- В деталях, говорите, мистер Малфой? - Локвуд оскалился, в этот раз не улыбнулся, а именно оскаился, поднимая ладонь и указательным пальцем очертил с одной стороны контур лица Скорпиуса, останавливая на подбородке и чуть приподнимая к себе. - Может, расскажете, что во мне дьявольского?
Ксавьер всего лишь притянул подростка ближе к себе, буквально прижав за тонкую талию. Худ, определенно, и даже излишне худ. И на секунду вздрогнул, но явно не боится.
Это подкупает.
Профессор наклонился к уху Малфоя, почти касаясь его губами, обжигая дыханием и согревая словами. Или не согревая. Все ведь зависит исключительно от восприятия ситуации Скорпиусом.
- Но как вы исполните свои желания, если не видите падающих звезд?
- Я их просто роняю.
Для мужчины комплекции Локвуда ничего не стоит поднять себе подобного. Подхватить Малфоя и вовсе ничего не стоит, все равно одна рука уже лежит на талии, нужно всего лишь сделать шаг в сторону и наклониться, пропуская вторую руку под коленями ученика.
- Неудивительно, что Вы так быстро летаете, мистер Малфой, - профессор снова коснулся губами уха, слишком оно ему понравилось. Изящная форма ушной раковины может сказать очень много о человеке. - Удивительно, что Вас не сносит ветром.
Локвуд опустил своего маленького "заложника" на пол, рядом с пушистым ковром, на котором, собственно, и стояла кровать. Разувшись легко и быстро, он шагнул на одну из своих самых любимых вещей в этом доме. Да, Локвуд называл эти несколько комнат своим домом, потому что другого не было. Не оттого, что Ксавьер не мог приобрести, просто не хотел.
- Сегодня ночью Вы в моем мире, мистер Малфой, - профессор чуть развернулся корпусом, не поворачиваясь полностью, но обращая к Скорпиусу лицо. - Не могу сказать, понравится он Вам или нет. Но забыть Вы его не сможете.
Потому что я не могу. Можно повесить в комнатах зеркала, можно сделать окна с имитацией света из них. Можно сделать идеальную обстановку, не изменить того, что из жизни остались лишь воспоминания.
Но нас не убивает, то... увечит, медленно съедая лишние человеческие детали внутри.
Ксавьер усердно с этим боролся на протяжении многих лет и продолжает борьбу. Кто-то же должен об этом знать.

Резковатый для ученика ответ непривычно ласкает ухо. Профессору всегда нравились смелые, даже если эта смелость превращалась в откровенное безрассудство.
Значит, не боится.
Значит, будет жарко.
А уже жарко, и немного знобит, потому что до спальни Ксавье мало кто доходил, обычно все заканчивалось гостиной. Слишком интимное пространство почивальни декана Гриффиндора было мрачным и неуютным на первый взгляд. Но только на первый.
Пусть мебели немного, но зато качеству тканей и дерева много кто может позавидовать. И, конечно, здесь все рассчитано не только на визуальное наслаждение, но и на прикосновение. Чувственность в каждой детали.
Едва слышный шорох покрывала, и профессор улыбается - Скорпиус прикоснулся. Почувствовал. Возможно, оценил, а быть может - нет, но главное, что он уже сделал первый шаг к тому, чтобы увидеть другой мир.
Нет, не увидеть.
Почувствовать.
Секундная тень пробежала по лицу Локвуда, когда Скорпиус вдруг отшатнулся. На полшага, всего лишь на полшага. Только лишь на полшага, но в сознании профессора это трусливый прыжок назад, а трусость не прощается.
- По мнению учеников преподаватель всегда преувеличивает свою значимость и всегда принижает достоинство своих подопечных.
Локвуд улыбнулся, резвернувшись всем корпусом. Два шага, коротких и быстрых, чтобы перехватить тонкую руку, легонько, едва ощутимо за нее дернуть, но и этого хвататет, чтобы Малфой оказался на кровати.
- Мне кажется, давно пора сломать этот стереотип, мистер Малфой.
Профессор ухмыльнулся, в несколько движений стягивая с ученика кеды вместе с носками и отправляя их в дальний угол спальни. Присев на одно колено около своей кровати, Локвуд прижал одну из ступней своей маленькой жертвы к ковру, задержав руку на несколько секунд и убирая ее.
- Добро пожаловать в мой мир, мистер Малфой.
Ксавье поднялся на ноги, выпрямляясь и неожиданно возвышаясь над хрупкой фигуркой на кровати. В голове пронеслась мысль о том, что нужно будет завести собаку. Большую, возможно, бойцовскую.
И бесконечно добрую к тем людям, которые близки Локвуду.
Ксавье наклонился, наступая коленом на край кровати и нависая над Скорпиусом, в который раз уже за этот вечер проводя подушечками пальцев по его лицу. Он не мог отказать себе в таком редком удовольствии, тем более, что не могут надоесть такие черты лица.
Задержав пальцы на уровне ключиц, Локвуд вдруг резко скользнул ладонью ниже, хватаясь за ремень брюк Малфоя и чуть его приподнимая.
- Что же Вы сейчас чувствуете?